— Все в Лондоне знают, что в этой дуэли виноват Хью, — сказал Рейли. — Не могу поверить, что до твоего отца не доходили слухи об этом. Но хуже всего то, что он остался глух к моим словам. Почему он настроен ко мне враждебно?
— Он слышит только то, что нашептывает ему Лавиния, — печально вздохнул Джон. — Ты же знаешь, что он всегда был к ней неравнодушен. Ей ничего не стоило одурачить отца.
— Мне казалось, Хью сам явится к дяде и во всем покается, — сказал Рейли.
Джон нахмурился.
— Черт возьми, Рейли, разве ты не знаешь, что он делает только то, что ему прикажет Лавиния? — пробормотал он.
Рейли колебался.
— Но, если бы Хью был сегодня здесь, он не стал бы отрицать своей вины. Брат никогда не стал бы перекладывать свою вину на меня.
— Я так не думаю, Рейли, — возразил Джон. — Вспомни тот случай с деревенской девушкой из Равенуорта. Она родила ребенка от Хью, а Хью всем говорил, что отец ребенка ты. На этот раз он снова свалил на тебя все свои грехи. Когда ты, наконец, поймешь, что Хью не заслуживает твоего доверия?
— Когда услышу это от него самого.
— Но Хью — хитрая бестия, Рейли! Он был подлецом и останется им.
— А я уверен, что ему ничего не известно о том, что Лавиния меня оклеветала, — сказал Рейли с глубоким вздохом. Ему не хотелось терять веру в своего сводного брата. — Как бы там ни было, я уже подыскал для себя место службы.
— Ты хочешь сказать, что послушаешься моего отца? Ты хочешь покинуть Англию?
— Вообще-то я и сам подумывал об этом. Я мечтал о службе в армии. Этот случай лишь укрепил меня в моем решении.
Джон с тяжелым вздохом сунул руки в карманы.
— Мне хорошо известен твой характер, — сказал он. — Если уж ты что-то забрал себе в голову, то никакие мои уговоры не заставят тебя изменить свое решение. Я просто хочу…
— Не нужно, Джон, — прервал его Рейли, — Пусть будет, что будет. Прошу тебя, береги себя и дядю. Я очень беспокоюсь о его здоровье. Если возникнут какие-нибудь проблемы с деньгами, обратись к моему управляющему. Он все уладит.
Джон стыдливо опустил глаза и пробормотал:
— Я даже рад тому, что случилось. Наконец-то признали вслух, что тебе приходилось оплачивать все расходы семьи.
— Я надеялся, что дядя об этом никогда не узнает. Ума не приложу, как ему это удалось.
— Однажды прошлым летом я был в конторе управляющего, и один из служащих предупредил меня о том, что моему отцу нужно поумерить свои расходы. Я стал его расспрашивать, и он признался, что именно ты все эти годы брал на себя заботу о финансах семьи. Я рассказал об этом отцу. Я думал, что ему об этом известно, — вздохнул Джон, покачав головой. — Мы стольким обязаны тебе и так несправедливо с тобой обошлись…
Рейли сделал нетерпеливый жест.
— Вы мне ничем не обязаны, — сказал он. — Если кто-то и должен чувствовать себя обязанным тебе и твоему отцу, Джон, так это я. Долгие годы ваш дом был моим домом.
— Почему же ты тогда не рассказал отцу всю правду о Хью?
Рейли поднял глаза к ясному небу, а затем посмотрел в серьезные голубые глаза Джона и тихо спросил:
— А почему ты этого не сделал, Джон?
Больше Рейли не произнес ни слова и, резко повернувшись, зашагал прочь.
Полгода спустя. Другой дом на Перси-стрит
Тринадцатилетняя Кэссиди Марагон выбежала из дома своей богатой тетушки. Ее щека пылала от пощечины, только что полученной от брата, слезы от несправедливой обиды жгли глаза. Едва не угодив под колеса проезжавших по улице экипажей, она пересекла улицу и бросилась в парк.
Генри даже не потрудился разобраться, что произошло на самом деле. Его маленькая дочь Труди залилась слезами, когда обнаружила, что неосторожная подружка сломала ее любимую куклу. Отец отругал девочку за то, что она не бережет свои вещи, и к тому же строго наказал.
Не обращая внимания на гнев Генри, Кэссиди принялась успокаивать малышку. Она назвала брата бесчувственным чудовищем, а тот дал ей пощечину.
Кэссиди перевела дыхание и смахнула с глаз слезы. Через два дня она навсегда избавится от деспотизма Генри. Вот уже минул год с тех пор, как ее родители уехали в далекую Индию и теперь, наконец, они возвращались домой.
Генри неохотно подчинился воле родителей, которые настояли, чтобы к их возвращению он перевез сестер в Лондон. Кэссиди оказалась в Лондоне впервые в жизни и решила, что жестокосердие брата не должно омрачить ее первого впечатления об этом городе. Едва заслышав, как заманчиво уличный торговец нараспев расхваливает свой товар, она мгновенно забыла все свои горести.
Вдруг Кэссиди услышала, что ее окликнули. Она обернулась и увидела на другой стороне улицы свою старшую сестру Абигейл, которая махала ей рукой. Кэссиди помахала сестре в ответ, призывая ее к себе.
Если сестры и были похожи друг на друга, то лишь внешне. Абигейл была миловидной блондинкой. Ее манеры были безукоризненны, а поступки безупречны. Что касается Кэссиди, то собственные светлые волосы ей никогда не нравились, и вообще, она меньше всего думала о той ответственности, которую налагает на девушку благородное происхождение.
Разница в возрасте составляла между ними три года, но это никогда не имело особенного значения. Они были лучшими подругами. Кэссиди всем сердцем любила милую Абигейл, которая платила ей тем же. Сестра казалась Кэссиди верхом совершенства — красивой и кроткой. Сама же она отличалась строптивым, своенравным характером, бурным темпераментом и прямолинейностью.
— Тебе больно, дорогая? — сочувственно спросила Абигейл. — Он тебя обидел?
— Нисколько, — ответила Кэссиди. — Стоит ли на него обижаться? Я сегодня такая счастливая.
— Генри и в самом деле чудовище. Ты была совершенно права. Я обязательно расскажу родителям, как он с тобой обращался, — Абигейл обняла Кэссиди и положила ей голову на плечо. — Я больше никогда не позволю ему поднимать на тебя руку. Ему еще повезло, что этого не видела тетушка Мэри. Уж она бы задала ему выволочку!
— Не думаю, что он осмелился бы так вести себя при ней. Ты и сама это знаешь, — ответила Кэссиди.
Сестры обменялись улыбками.
— Гляди! — воскликнула Кзссиди, позабыв обо всех огорчениях. — Там на дереве белка!
— Нужно возвращаться домой, — напомнила ей Абигейл. — Тетушка ждет к чаю гостей.
— Ну и что? — удивилась Кэссиди. — Тоже мне гости — теща Генри со своими дочками! Я их терпеть не могу. Глупые напыщенные гусыни!
— Может быть, и так, но мы не должны осуждать тетушку Мэри. Она приглашает их только ради Генри. Для него она готова на все.
— Ты только взгляни, — снова воскликнула Кэссиди, показывая вверх, — белка забралась в дупло! Как ты думаешь, она там круглый год живет?
